— У вас нет оснований спрашивать меня об этом,- ответил он, взглянув на меня не без удивления.
— Я хочу предложить вам одно рискованное предприятие, но вы подумайте, не спешите с ответом. Дело не шуточное.
— Идти с глухим стариком?
— Нет, с ним пойду я. А вы возьмите одного из проводников, пойдите на марь к озерам и там, против мыса, где похоронены ребята, устройте засаду. Оттуда будете наблюдать за склоном Ямбуя, куда пойдем мы с Карарбахом. Возьмите бинокль. Если увидите медведя- подожгите дымный костер, приготовив его заранее, если же медведя обнаружите возле нас- дайте два выстрела, один за другим, и мы будем знать, что близка опасность. Но это не все и не главное. Вы можете на месте столкнуться с медведем. Мне не нужно объяснять вам, что это значит. Способны ли вы на такую встречу?
— Ну и дальше?…
— Вы не обижайтесь. Это не входит в ваши обязанности по работе, и если вы чистосердечно откажетесь- никто никогда не узнает о нашем разговоре и не упрекнет вас.
— Это моя обязанность, и я пойду. Кого из эвенков советуете взять?
— Поговорите с Долбачи, он надежный проводник, великолепно ориентируется в тайге. Имейте в виду, пойдем на два-три дня, больше у нас не будет времени. Или — или! Понимаете?
Мы вернулись к палаткам. Я позвал Долбачи. Мне не нужно было его упрашивать.
— Как скажешь, так и будет,- ответил на мое предложение эвенк, торопливо запихивая в рот толстый ломоть лепешки и такой же кусок копченки.
Ко мне подходит Загря. Садится рядом, закидывает голову, смотрит на меня в упор печальными глазами. Вид у него неважный. Он плохо ест и за все утро первый раз встал. Ему надо отлежаться. Собака как будто понимает мои мысли и едва заметным движением касается своим телом моей ноги. Я глажу его по мягкой шерсти. Он, видимо, принимает мой жест, как знак согласия взять его с собой, вытягивается, качается на слабых ногах взад-вперед, виляет хвостом, уже готовый следовать за мною.
— Нет, нет, Загря, ты не пойдешь!
Но он знает, не было случая, чтобы мы ушли из лагеря без него,- продолжает радостно подтягиваться.
— Павел,- зову я радиста.- Привяжи Загрю и не отпускай. Завтра я приду за ним. Не забудь сегодня передать в штаб о событиях вчерашнего дня.
— Хорошо, передам,- ворчливо отвечает он и продолжает стоять какой-то растерянный.
— Что у тебя? Опять приснилась Светлана? Сходи, окунись разок в Реканде.
— Пробовал, еще хуже грызет. Разве карабин взять да пойти в одиночку схлестнуться с медведем?!
— После нас- твоя первая очередь. А пока ты тут останешься за старшего. На ночь выставишь посты. Медведь может прийти и сюда.
— К черту, надоело и ждать и гадать!- вырывается у него с отчаянием, и он скрывается в своей палатке.
Ко мне подходит Лангара.
— Слушай,- говорит она почти шепотом.- Карарбаха надо спрятать от злого духа, обмануть Харги, тогда все хорошо будет.
— Как спрятать, он же идет со мною?
— Другой одежда надо на него надевать.
Я беру старуху за руку, отвожу от костра.
— Лангара, ты умная женщина, убеди Карарбаха, что нет на земле Харги, напрасно боится его.
— Я не найду таких слов сказать ему. Он старый люди, не хочет быть другим. Старик должен идти с тобою и после всякое горе будет считать наказанием духов, но, однако, идет. Пойми, это трудно ему, а ты хочешь еще и больно сделать.
— Боже упаси, я хочу облегчить… Время духов давно прошло.
— Он лучше умрет, но не поверит, что Харги нет.
— Хорошо,- сдаюсь я.- Скажи, какую одежду ему надо?
— Все равно, что дашь, лишь бы не похож на Карарбаха.
Старик попросил остричь его реденькую бороденку,свисавшую одним пучком с подбородка,и стал переодеваться.Свою поношенную дошку, лосевые штаны, унты он туго свернул, сунул в котомку. Надел хлопчатобумажную пару, которую дали ему ребята, телогрейку. Делал он это с присущей ему серьезностью, стараясь не замечать нас. Но сапоги его страшно удивили — какую тяжесть носят лючи на ногах! Они, конечно, были более чем в десять раз тяжелее его олоч, и он от них отказался. Взял у Долбачи его старые унты.
Старик с котомкой за плечами, в Степановой кепке, с берданой внешне не отличим от нас, совсем не похож на Карарбаха! Лангара обходит его со всех сторон, смотрит на старика снизу, сдвигает набок кепку, поворачивает то вправо, то влево и разражается неудержимым смехом.
— Он лючи, лючи! — И тычет в него концом посоха.
Мы все стоим плотным кругом у костра в сосредоточенном молчании, как всегда перед походом. В эту минуту ты как бы проверяешь себя перед трудным маршрутом и будто даешь клятву в своей верности спутникам, как это, возможно, делали наши далекие предки, отправляясь в набег или на опасную охоту.
Загря, с подозрением следивший за нами, вдруг взбунтовался. Увидев, что мы уходим без него, рванулся, упал и стал вертеться на сворке. Я уже готов был вернуться и отпустить его, но благоразумие взяло верх.
— Загря, перестань, завтра приду за тобой! — кричу я, скорее успокаивая себя, нежели его.
В ответ собака завыла жалобно, долго, но нас уже поглотил перелесок.
Бредем звериной, чуть проторенной тропкой, через марь, обставленную заиндевевшими кочками, будто кувшинами с поблекшим черноголовником. Под ногами ледок. В воздухе морозная свежесть. В мышцах столько бодрости, что, кажется, унес бы на плечах весь мир.
Впереди неизменно Карарбах, следом Цыбин тяжелыми сапогами взбивает маристую воду. За ним- Долбачи, он не хочет мочить свои мягкие олочи, скачет по упругим кочкам. Я иду последним, с мыслями о Загре. Нам будет трудно обойтись без него. Не вернуться ли за кобелем?… Уже хочу крикнуть Цыбину, чтобы он остановил Карарбаха, но ноги несут меня дальше. Смолкает вой Загри, и я успокаиваюсь.