— Так рано не привык завтракать,- говорю я, подавая ей кисет, но от мяса все же не отказался.
Лангара достала из-за пазухи самодельную трубку с длинным таволжаным чубуком, опустила ее в кисет, зачерпнула табаку. Я подал горящий уголек.
В палатке послышался сдержанный голос Цыбина:
— Петька, дьявол, спишь?! А ну, живо на дежурство!
Кто-то зевнул, стал одеваться, зашаркал сапогами.
Из перелеска за марью, пронизанного лунным светом, появляются рогастые чудовища- олени. Направляясь к стоянке, они лениво шлепают по болоту, размешивая серебро воды и нарушая устоявшуюся тишину.
Озарился восток голубоватым светом.
Я подхожу к Степану. Он не спит. На чуточку бледном лице спокойствие.
— Как твои дела?
— Ничего, только рана горит.
— Температура?
Он приложил ладонь ко лбу.
— Сорок два!- И рассмеялся.
— Шутишь- значит, здоров.
Холод загоняет меня обратно под полог, и, засыпая, я опять думаю о Лангаре и Карарбахе. Что бы делали мы здесь, не сведи нас судьба, не раскрой она нам добрые сердца этих простодушных людей природы!
Утром ко мне снова вернулась безнадежность. Неуверенность в успехе нашего поединка с людоедом все настойчивее овладевает мною.
Лагерь весь на ногах. В котлах уже доваривается завтрак.
— Гляньте, снег!- показывает Павел на Становой. Сквозь фиолетовую мглу утра выкроились по глубокому небу ослепительной белизны снежные вершины. В лучах только что поднявшегося солнца они, как белые костры, пылают по всему горизонту.
— Не вовремя снег, — говорю я, любуясь снежной панорамой гор.
— Приходит его пора… Боюсь, не успеем отнаблюдать,- обеспокоенно говорит Цыбин.
— Не успеете?… Будете наблюдать по снегу.
Цыбин ежится, неловко мнется. Все слышат наш разговор, ждут.
— Тогда не будем медлить. Разрешите нам всем подразделением идти на голец. Нас много, и медведь не посмеет напасть.
— Вы уверены?
Он молчит.
— Хватит и. одного могильного кургана, за него еще надо дать ответ…
У костра каюров сидит Лангара. Против нее на краю сучковатого бревна примостился Илья. На него обрушивается то сдержанный, то гневный шепот старухи. Она говорит беспрерывно, долго, угрожая ему посохом. Но вот, приподнявшись, ловит Илью за волосы, откидывает назад голову, смотрит в его печальные глаза. И, как будто ничего не добившись, подходит ко мне.
— Говорю, дурак ты, Илья, надо бабу другую брать, идти работать в стадо. Он шибко хорошо олень знает… Ты тоже так скажи ему.
— Говорил, но он не очень-то слушает меня.
— Один человек скажет,другой скажет, третий скажет, все равно сделает, как говорят.
Я присаживаюсь к костру рядом с Карарбахом. Он пьет час, не торопясь, вприкуску. Иногда перестает жевать и сосредоточенно смотрит в чашку, будто пытаясь разгадать, что сулит ему сегодняшний день. Старик живет в своем замкнутом мире, пожалуй, ни для кого не доступном, и мне было неудобно напоминать ему о наших делах.
А он, заметив меня, отставляет чашку, смотрит по сторонам, зовет Лангару. Она подсаживается к Карарбаху, отодвигает от себя разгоревшиеся головешки, чтобы треск костра не мешал слушать старика.
По тому, как уверенно звучит голос Карарбаха, я догадываюсь, что у старого охотника есть какое-то серьезное предложение. Он говорит быстро, оживленно жестикулируя.Затем старик чертит пальцем перед собою полукруг и, приподнявшись, что-то объясняет, тыча пальцем то по одну, то по другую сторону полукруга, показывает на свою левую ногу, выворачивает ступню внутрь.
Лангара внимательно вслушивалась в его голос, силясь понять смысл звуков, следила за жестами рук. Иногда она перебивала старика, просила что-то повторить.
— Теперь ты слушай, хорошо слушай. Карарбах правильно тебе толмачит, — старушка пересаживается поближе ко мне.- Амакан- калека, его одна нога портилась. Он постоянно живет тут, на Ямбуе. В нем Харги- злой дух! Его не убьешь даже из твоего сильного ружья, а только разгневаешь, тогда новые несчастья падут на людей. Но Карарбах не может оставить вас без помощи. Это закон тайги. Он говорит: лучше гнев духа принять, чем бросить в беде человека. Пойдет с тобою, но так, чтобы Харги не узнал его. Старик найдет тебе людоеда, может близко подведет, однако, стрелять не будет: Харги хорошо знает его бердану.
— Скажи ему, я согласен.
— Еще слушай. Теперь амакан голодный, шибко осерчал, так прямо на людей ходит,- и старуха вскинула на меня обе руки.- Если ты пойдешь с Карарбахом — это помни.
— Мы должны скоро идти?
— Маленько кушай и ходи. Карарбах хочет торопиться, видишь, снег, немного мороз будет; амакан уйдет с Ямбуя в большую тайгу, берлога делать, голец больше не вернется. На другой год твой люди опять пропади тут.
Я толкнул Карарбаха локтем в бок, показывая на себя, на него и на Ямбуй.
Он утвердительно кивает головой.
— Потом ты помни,- говорит мне Лангара.- Если Карарбах тебя приведет близко амакану — Загря будет мой. Ты так сам сказал.
— Да, да, я отдам тебе и Загрю, и палатку, и спальный мешок, лишь бы он устроил мне встречу с людоедом.
Старушка довольная подходит к Загре, приседает на корточки, любовно гладит кобеля.
Идем с Цыбиным умываться к расплескавшемуся по широкому руслу ручью. В лужах ледок после первого заморозка. Он хрустко лопается под ногами, взрывается мелкими брызгами. На камнях перламутровые узоры. А там, где вода плесками покрывает валуны, красуются башни, замки, ансамбли сложных сооружений.
— Слушайте, Цыбин, вы можете быть со мною откровенны?- спросил я, с завистью поглядывая на его могучие плечи, на грудь, перепоясанную тугими ремнями мышц.