Злой дух Ямбуя - Страница 62


К оглавлению

62

— Упарилась, голубушка!-восторгается он, и мы садимся ужинать.

Едим молча.

— Ну как?-наконец с нетерпением спрашивает повар.

Я набираю в ложку горячую россыпь,именно россыпь, чуточку влажную от жира.

— Знаешь, Павел, ты превзошел самого себя.

— К этой каше оленятины бы отварной, еще не так бы заиграла!-мечтательно говорит Павел, слизывая с губ воображаемый олений жир.

— Пшенная каша всем кашам главная, хороша она и без мяса,-подхваливаю я его.

— Оно конечно…

Он выскреб из чашки остатки каши, доел их и, всматриваясь в синие вспышки рассыпавшегося на угли костра, о чем-то задумался. Потом посмотрел в сторону Ямбуя и проговорил:

— Теперь уже наверняка в ущелье придется идти. Убил он Елизара на гольце, а похоронил под камнепадом, там надо и искать.

— Подожди, не хорони раньше времени.

Дождь пошел сильнее. Ни луны, ни просветов в ночной кровле. Тревожа сырую тишину, шумела Реканда за далеким перепадом. Лес почернел, стал как будто ниже. С болот наползал душный запах сырой воды.

Непогода загоняет нас под пологи. Залезаю в спальный мешок. Хорошо, что судьба не лишила нас этого блаженства! Стараюсь скорее погрузиться в иной мир,где нет забот, загадок. Но голова тяжелеет от дум. Не знаю, на что можем рассчитывать. Мы, кажется, беспомощны разобраться во всем. Был бы с нами Карарбах!

И сегодняшний день ни на шаг не приблизил нас к разгадке. А улики, что собрали,как будто еще больше запутывают поиски. В нашу жизнь ворвалось нечто совсем необычное, непонятное, и не напрасно ли тратим мы время?

Из неведомых уголков души поднимается тревожное чувство, растет возмущение разума перед непостижимостью событий.

Не могу отвязаться от мысли проникнуть в тайну исчезновения людей. Пытаюсь найти связь между гильзой от берданки, разбросанными на вершине Ямбуя камнями,котелком и сбежавшим каюром.Предположим, Илья убил Елизара, а отчего погибли Петрик, Евтушенко и два эвенка? Кто так тщательно замаскировал следы преступления? И почему все эти события произошли на Ямбуе? Случайность? Нет. Тогда что же?…

Наверняка причина гибели людей одна и та же, хотя они и погибли в разное время года: Петрик- весною, эвенки- летом, остальные- осенью. Допустим, смерть их поймала в зыбуне. Но ведь весною, да почти и до середины лета зыбуны еще мерзлые. Не могли они все попасть в ловушки- такое предположение невероятно. Видимо, надо начинать расследование с котелка, кто и зачем забросил его на лиственницу?

Ко мне под полог забрался мокрый Загря. Никогда этого с ним не было. Даже зимою в лютые сибирские морозы он не искал убежища в палатке. У него теплая шуба, с густым, как войлок, подшерстком. Обычно в непогоду он зароется в снег, соберется в комок, спрячет нос в лапы, в шерсть. Даже вой пурги до него не доходит.

— Зачем ты пришел?- спрашиваю собаку.

Она пристально смотрит на меня теплым взглядом, вот-вот заговорит. Я подтаскиваю ее ближе к себе. Каким дорогим кажется мне этот серый мокрый комок после ночи в западне, да и Загря, как видно, почувствовал ко мне еще большую привязанность! Это и привело его под полог. Он тряхнул шубой, окатив меня водяной пылью, и улегся рядом.

Я уже засыпал, как подо мною вздрогнула земля и тяжкий, долго не прекращавшийся грохот потряс уснувшую равнину.

Кажется, будто рушатся горы, падают вершины, и мы слышим, как со зловещим рокотом скатываются по крутым откосам глыбы скал, как трясется в испуге земля и воют ущелья, цирки, воздух!

— Камнепад в ущелье! — кричит Павел. — Считай, совсем завалит Елизара!

Видимо, и Павел не спал, терзаемый теми же мыслями, что и я.

На дне ущелья еще долго ворчал обвал, и еще долго слышно было, как скатывались камни.

Наконец-то мы оба с Павлом засыпаем под шум дождя и шелест падающих листьев…

В тишину сочится шепот, все смелее, громче. Как чист и полон этот звук! То дрозд возвещает утро, тот самый дрозд, что вчера, провожая день, пел на закате.

И тут я замечаю сквозь матерчатую стенку полога, что наступил рассвет.

Загря потянулся, громко зевнул; неохота и ему покинуть теплое место.

Небо ясное. Ни одной тучи. День обещает быть солнечным.

— Ух, как морозит! Осень вступает в права!- восклицает Павел, разминаясь у огня.

В голубеющей вышине неба — распластанные крылья: медленно парит черный коршун. «Не очень-то радостное предзнаменование», — подумалось мне.

— С чего день будем начинать? — спрашивает Павел за завтраком.

— Надо осмотреть ущелье, заодно и камнепад.

— Вместе пойдем?

— Пойду один. Ты оставайся на таборе, свяжись со штабом, собери оленей и разожги дымокур. Иначе мы растеряем животных. Что скажет тогда нам Долбачи, да и не на чем будет выбраться из этого проклятого места. Потом к часу дня выйдешь на Ямбуй. Я постараюсь быть там.

— А дальше что?

— Дальше… Обследуем вчерашнюю тропку, где нашли котелок. Больше ничего не успеем сделать.

— Вы идите налегке, продукты я принесу.

— Нет уж, возьму сам. Знаешь эвенкийскую поговорку: мясо в котомке не тяжесть. Налей-ка еще чайку, да покрепче, и я буду собираться.

По марям, редея, ползет серый туман, сглаживая волнистую поверхность нагорья, и стелется, нависая над шумливой Рекандой. Склоны Ямбуя угрюмо чернеют в робких лучах только что поднявшегося солнца.

Настроение у Загри хорошее- он рвется вперед. Это подбадривает и меня.

Пересекаем с ним замшелое болото. Чуть заметная звериная стежка, обходя топь, уводит нас в чащу и пропадает у высокой морены. Взбираемся на нее. Дальше глубокий каньон урезает Ямбуй с юга. Скалы нависают над ним почти отвесно. Шагаем по его каменистому дну.

62