Злой дух Ямбуя - Страница 36

Передаю книгу Инге и прошу ее беречь, пока Дора вырастет.

Подхожу к Аннушке. Раскрываю люльку, привьюченную к оленю. Нет, больной не легче и после пенициллина. Губы у девочки посинели. Дыхание еле заметно. Беру ее ручонку, пальцы холодные и тоже синие. Не выживет…

— Сулакикан, через два часа обязательно сделаешь укол и затем не забудь, надо повторять их через каждые четыре часа…

Мать ничего не ответила, но так глянула, что я долго не мог прийти в себя. Она окончательно смирилась с мыслью о смерти Аннушки и, конечно, теперь уже не верила ни в какие лекарства. Откровенно говоря, я до последней минуты ожидал другого исхода.

Бесшумными шагами ко мне подходит Лангара.

— Видишь! А ты сказал, что человек сильнее Харги.- И, прикрыв одеяльцем люльку с умирающей Аннушкой, подает знак Карарбаху трогать аргиш.

Что ей ответить, куда отвести глаза, чтобы не встречаться с обвиняющим взглядом старухи? Стою опустошенный. Жаль Аннушку…

Караван вытягивается в длинную шеренгу. Как только олень с привьюченной люлькой на спине сделал два-три шага, крик новорожденной прекратился, будто ребенок с нетерпением ждал этой первой минуты начала пути в жизни.

Вот он, тот самый врожденный инстинкт кочевника, что пробуждается в нем вместе с первым глотком воздуха, с первой каплей материнского молока!

С появлением на свет новорожденную окружал свежий смолистый запах хвои, дым костра, шум леса, крик тугуток, лай собак, журчание ручейка. Все это пришло к ней с первым ощущением, с началом жизни и, может быть, до смерти будет сопутствовать ей.

Карарбах выводит оленей из перелеска и, взяв направление на юг, вкось пересекает марь. У него на сворке собачонка. За плечами поняжка. К ней привязан топор, чайник и серая сумка с продуктами. Старик, видимо, никогда не расстается с этим грузом. Я смотрю на удаляющегося Карарбаха и мучительно думаю: где явидел эту чуточку сгорбленную спину и эти уверенные шаги?

8. ЕГО ЗВАЛИ КУЙКИ

Это было давно. Наша экспедиция занималась обследованием безлюдного Пространства восточнее Алданского нагорья. Полтора года мы прожили там среди дикой природы. Возвращались в жилые места на плоту по Учуру.

На всем этом длинном пути по реке стоял один эвенкийский поселок.

Мы соскучились по обыденной жизни, мечтали о бане, о картошке. Хотелось увидеть людей, их жилища, услышать девичьи голоса. Да мало ли о чем мечтает человек, возвращаясь из далеких и глухих мест.

Время тянулось медленно. Мимо и мимо проплывали незнакомые берега. Глаза давно устали искать приметы близости людей. Уже не верилось, что будет конец этим пустырям.

— Сено, глядите-ка, сено!- возбужденно крикнул Рафаил Плоткин, один из моих спутников.

На зеленой береговой полоске лежала копна сена. Дальше по кромке леса стали попадаться пни, поленницы дров, и, наконец, мы увидели коров, самых настоящих, двурогих коров, и, конечно, обрадовались, хотя коровы не проявили к нам ни малейшего интереса. Обидно, что и говорить!

Неожиданно из-за ельника встал крутой берег с нестройными рядами изб и конусами летних берестяных чумов. Нас издали заметили, и на бровку ската высыпала детвора. Дождавшись, когда плот подошел к берегу, они разом сбежали вниз к воде и помогли нам причалить к заливчику.

Мы сошли на берег, и сразу же нас окружила толпа загорелых, немытых ребят. Засунув пальцы в рот, они с нескрываемым любопытством рассматривали нас лукаво искрящимися черными глазенками, Я протянул всем поочередно руку. Дети прятались друг за друга, Дичились, Но стоило старшей девочке подойти ко мне, как все посмелели.

— Здравствуйте,- сказала она, безбоязненно беря мою руку.- Вы- комиссия?

— Какая комиссия? — поинтересовался я.

— Не знаю, так все говорят.

— Председатель дома?

— Айсан? Дома. Вон его изба, у обрыва. Хочешь, поведу?- охотно предложила она.

— Тебя как зовут? — спросил я смуглянку.

— Сакарды!- крикнул кто-то из толпы.

— Что это значит по-русски?

— Сахар любит, — подсказали сразу несколько голосов подступивших к нам ребят.

Девочка повернулась к ним и что-то сказала на своем языке; те разом притихли.

— А что ты хочешь сказать председателю?- продолжала допрашивать меня Сакарды.

— Скажу, чтобы он побольше тебе сахару выдавал.

Сразу послышался приглушенный смех ребят. Девочка отняла свою руку, обидевшись, сказала:

— Не надо мне его сахара, у нас свой есть.

Не угодив шуткой и желая вернуть расположение девочки, я сказал серьезно:

— Мы приехали к председателю, чтобы рассчитаться с колхозом за работу оленей.

— А, вы экспедиция!- блеснув улыбкой, сказала девочка.

— Да.

По толпе ребят прошел одобрительный шепоток.

Меня сразу подкупила Сакарды своей непринужденностью и детской откровенностью. Она подвижна и легка, как птица в полете. Ее дочерна темная кожа лоснилась. Глаза с ярким блеском смело глядели из-под густых ресниц. Черные волосы смазаны жиром и заплетены в косичку.

Мы с Плоткиным в сопровождении всей детской оравы поднялись на высокий берег. Изба председателя была новенькой, только что выстроенной, под тесовой крышей, тыльной стороной обращена к обрыву, а фасадом к маленькой площади, беспорядочно утыканной старыми летними чумами.

Сакарды подвела нас к высокому деревянному частоколу.

— Айсан, встречай, к вам люди пришли!- крикнула девочка, открывая калитку и, пропустив нас вперед, исчезла.